Я часто думаю о тебе, о нём, о ней.. Об абстрактном человеке, о человеке ли? Об образе человека, которым я никогда не была, которым никогда не стану, — мне страшно думать о цвете твоих, его, её, — глаз, о том, что делает тебя, его, её чем-то большим, большим чем я, большим чем то, что я вижу и воображаю, словом, я думаю о концепции почти-что-бога, да. Я думаю о любви, о нежности, и разлуке и тоске, о правде-неправде, о были-небыли, и, будто бы, всегда об одном, тебе, нём, ней, о ком-то, о чём-то. 

Лишь образ, порождённый моим сознанием, это ты, я нежно льщусь к нему как щенок: я скучаю. Мне нельзя, немыслимо нельзя назвать тебя тобой, но я так часто с тобой, что окружающая меня реальность кажется копией копии снятой с копией и, о чёрт, это проект разгром? Это как минимум, дорогая, селф-деструкшн.

Знаю, что это не ты. Ты приходишь ко мне (не ко мне) в мой (не мой) воображаемый (немыслимый) дом. Мы (ты и она) ведём беседы (монолог) о происходящем (с широко закрытыми глазами), о чувственном восприятии. О том, как сердце рождает форму, о том, что придуманны мной (для неё) остров становится не пристанищем загнанного в угол рассудка, а лишь пыточной камерой, отделяющей сознание от эшафота реальности.

Ты не дал название этому острову, я (она) не обозначила его тоже. Безымянный остров N, затерянный в M-рном море, где вдали горит то маяк, то соседний остров, такой же неимеющий имени что и наш (твой, мой, её, мой.)
Мы разговариваем с тобой на острове (ты гость), ведём перепалку в двухкомнатной квартире (ты брат), молча смотрим друг на друга в полутьме (воспоминания), мы.. Нас нет, одним словом, ни на одной из существуемых плоскостей, и даже плоскость памяти со временем стирается, вытесняемая фантазией и временем, и я в самом деле теряю способность говорить с тобой на одном языке.

Думая о тебе, думаю ли я о тебе? Я не могу не... не могу тебя не, но могу ли? Не могу, в прочем, тоже. Ни слова, ни мысли, ни действия. Всё испорчено мной, всё испорчено с самого его начала. Ты придёшь ко мне (ней) вновь, там, на острове без названия, — это память? это забвение? — скажешь лишь то, что я хочу услышать. Знаю, настоящий ты сделал бы всё иначе, сказал бы совсем другое, но этот ты — ты, — лучше, лучше тем, что всегда со мной — ней — и здесь, пожалуй, нет границ между нами. Нет времени. Нет расстояния. Нет мысли, нет тела, ничего нет, мы с тобой — с ней — едины.

От чего же чем чаще я нахожусь там, с тобой, тем горше мне здесь? Самообман во плоти, долго ли я проживу на нём? Мне хочется закончить это всё. Думаю, как закончить эту жизнь. Вся она лишь пытка, пытка, попытка найти родное в том, что родным быть не может. Никто никогда не поймёт, я никогда не смогу объяснить. 

Всё лишено смысла, я не хочу жить здесь. 

Мир катится чёрт пойми куда. Я чёрт пойми где. Жизнь лишена глагола. Всё это — сплошное состродательно-страдательное наклонение.